…Итак, после долгих раздумий я решил: иду поступать в Юго-Осетинский государственный пединститут, иной возможности у меня нет. Выбрал и факультет – осетино-русский. Родной язык изначально был близок моему сердцу и любим мною. С четвертого класса я тайком начал писать стихи, но никому их не показывал. Таким образом, то, что моей заветной мечтой было стать поэтом, и определило мой дальнейший жизненный путь… 
     Моя бедная мать подсобрала для меня какие-то копейки на дорогу и гостиницу, и я в пиджаке моего самого любимого учителя и наставника Васо Хачирова и с его же часами на своем запястье, отправился в путь. Дорога предстояла длинная, около 20 километров, от одного из самых отдаленных сел Лехурского ущелья – Верхнего Заккора до Игоета, но это ничуть не смущало меня. Дорога занимала четыре часа, а в молодые годы преодолеть подобное расстояние было для меня легче легкого…
     …К началу первого экзамена в спортзале Пединститута собралось столько людей, что трудно было дышать. Мы сели за парты, и на доске появились надписи:  «Образ Джанаспи в одноименной повести Арсена Коцоева», «Советский народ в борьбе за свободу».
     Как только я прочитал написанное, я вздохнул с облегчением – знакомые темы! Кроме того, у меня были с собой конспекты. Впрочем, ни на одном экзамене я ими не воспользовался: мне казалось, что все прохаживавшиеся между рядами экзаменаторы смотрели только на меня и, если бы заметили что-либо, выгнали бы. Поэтому я одалживал свои конспекты то одним, то другим. А сочинение я написал самостоятельно и получил «четверку».
     Экзамен принимали Гига Мамиев и Дмитрий Бекоев. Оба – прекрасные специалисты, один требовательнее другого, и это давало положительные плоды – во-первых, студенты вели себя дисциплинированно, а во-вторых, хорошо учились. Я сдал экзамены по осетинскому письму и литературе, неплохие результаты были у меня и по двум остальным экзаменам: в частности, по истории я получил «пятерку».
     Экзаменаторами были Гигуц Кулумбегов, Виктор Алборов и … третьего, увы, не помню. Они спрашивали меня не только по вопросам из билета, но и по современной политике. Мои ответы понравились им, я рассказал даже о Хаммаршельде – организаторе первой миротворческой операции ООН. Когда же я поведал еще и о его гибели в авиакатастрофе, они переглянулись между собой, и послышались слова: «Этот сельский парень уже сейчас подходит на роль агитатора, как же мы можем не поставить ему ‘’5’’?». Откуда им было знать, что мне уже довелось поработать несколько лет почтальоном, а также полевым агитатором…
     Учеба в институте значительно обогатила мою биографию: во-первых, углубились и расширились мои знания, во-вторых, у меня появилось много приятелей и близких друзей, с которыми мы делили хлеб-соль и были не разлей вода. Если кто-то из нас испытывал материальные затруднения, все помогали ему, кто чем мог. Приведу единственный пример, которого достаточно для характеристики тогдашней молодежи. В середине марта 1960 года умерла моя мать. В те дни шел мокрый снег, дул сильный ветер. Мои однокурсники Мито Гаглоев, Армен Битаров, Мухар Тасоев и Шарибег Козонов, пройдя от Игоета двадцать километров пешком, поддержали меня и облегчили горечь утраты. Сегодня двоих из них уже нет в живых, и я вспоминаю об ушедших друзьях с болью в сердце.
      То же самое можно сказать и о лекторах, особенно из старшего поколения. Лично ко мне некоторые из них относились как к родному сыну, и это очень воодушевляло меня. Пусть земля будет пухом Иллариону Джиоеву, Гигуцу и Алексею Кулумбеговым, Павлу Догузову, Гиге и Гигуцу Мамиевым, Константину Дзассохову. Все они проявляли ко мне заботу и внимание, особенно Илларион Джиоев. Он читал политэкономию и зачастую даже не спрашивал меня по билету. «Дай мне матрикул», - протягивал он руку, вырисовывал заметную пятерку и добавлял: «Иди гуляй, ты честный парень».
     Также и женщины-лекторы. Я никогда не забуду Софью Бекоеву, Нигу, Елизавету Цховребову, Боболку Медоеву. Без преувеличения могу сказать, что  у них ко мне было материнское отношение. Софья Бекоева и Нига первые свои фразы в мой адрес всегда начинали со слова «родной». Софья Григорьевна к тому же, будучи парторгом института, долго уговаривала меня вступить  в ряды Компартии, но я почему-то не захотел, в то время как многие ради членства в этой организации готовы были, как говорится, пробивать лбом стену.
     С особым трепетом я относился к Елизавете Цховребовой, так как она очень хорошо знала свой предмет и была требовательной. Кроме того, Елизавета Ивановна была тезкой моей мамы, такая же красивая и чем-то напоминала мне ее.
     О пединституте в тогдашнем Сталинире можно говорить много, но в коротком воспоминании обо всем не расскажешь. Хотелось бы добавить лишь два слова о том, что учебно-воспитательная работа в вузе проводилась на высоком уровне. В то время каждый студент осознавал свои возможности и понимал, что без надобности за него никто не заступится. Поэтому все учились в меру сил и способностей, и в институте было много отличников. В течение одного семестра благодаря Софье Григорьевне и Елизавете Ивановне, которые «автоматом» поставили мне «пятерки», на стене в коридоре вуза висела и моя фотография. От радости я словно вознесся тогда на вершину горы Рес!..
     Учебно-воспитательная работа всегда сопряжена с практикой. В осеннее время мы часто помогали колхозам, находившимся недалеко от города: собирали то яблоки, то кукурузу, чаще всего - в садах и на полях сел Дменис и Цунар. Студенческая молодежь приняла активное участие и в сборе урожая на целинных землях в Казахстане. В 1960 г. были мобилизованы студотряды, и в период летних каникул они отправились собирать урожай озимых в далекий Казахстан. Домой студенты вернулись с наградами за проявленное усердие. Я тогда не смог поехать с ними, так как тяжело заболела мать… Ну а мне довелось поработать на строительстве институтского общежития в бригаде известного в то время бригадира Шота Тулоева – мы с ребятами изготавливали, в основном, риштовки. Этот труд был мне зачтен не только в качестве практики – за добросовестную работу я получил и зарплату.
     Тому, что институтская учебная система была образцовой, на мой взгляд, способствовало наличие в вузе партийной и комсомольской организаций, а также профкомов: они оказывали положительное воздействие на внутреннее состояние студентов, вызывали у них чувство особой ответственности, и учащиеся с оптимизмом смотрели в будущее.
     Обязательно нужно упомянуть и о том, что в Юго-Осетинском пединституте было  много молодежи с литературными способностями: одни писали стихи, другие – рассказы. Лучшие произведения помещались в стенгазете. Позднее был организован литературный кружок, на заседаниях которого студенты читали свои новые произведения и обсуждали их. Кружком руководил Гига Мамиев. В работе литературного кружка были задействованы Николай Тасоев, Заур Кабисов, Владимир Санакоев, Авгар, Рюрик (Скифирон), Умар Тедеевы, Джета Джиоев. Позже к нам присоединились Хаджи-Умар Алборов, Владимир Икаев, Серго Миндиашвили…
     Со временем литкружок стал более дееспособным. Периодически наши произведения публиковались на страницах местных газет. Мы имели также возможность готовить радиопередачи. Таким образом, в стенах ЮОГПИ воспитывалось много талантливых поэтов и писателей – тех, кто был призван поднять впоследствии национальную литературу на новую высоту. Вы всех их знаете и по праву гордитесь ими.
     Студенческая молодежь часто встречалась с уже состоявшимися писателями, и мы читали друг другу свои новые произведения. Тогда я и познакомился ближе с Гафезом, Георгием Дзугаевым, Елиозом Бекоевым, Нафи, Ильей Плиевым и другими. Эти творческие встречи положительно повлияли на меня, на мои устремления в удивительный мир художественного слова…
  
Герсан Кодалаев, поэт, прозаик, публицист,
главный редактор журнала «Фидиуаег»