Осетины — небольшой народ, численностью около полумиллиона, населяют центральную часть Кавказского хребта и прилегающие предгорья. Сами себя осетины называют «ир». У античных и средневековых авторов они известны под названием алан и ас, русские летописи называют их яс...

По происхождению осетины относятся к североиранской группе индоевропейской семьи. Отдаленные предки осетин, известные в исторических источниках под названием скифов, массагетов, саков, сарматов, роксолан, алан, населяли в древности обширную территорию на юге России и в Средней Азии. В начале нашей эры одно из сарматских племен — аланы — продвинулось на Северный Кавказ и, смешавшись с местными кавказскими народностями, дало начало современной осетинской нации.

До XIX века у осетин не было своей письменности и литературы. Но они обладали богатейшей фольклорной традицией. В особенности процветали эпические жанры народной поэзии. Мировую известность получила монументальная осетинская эпопея о героях Нартах.

В середине прошлого века член Российской Академии Наук А. Шегрен создал для осетин алфавит на основе русской графики (кириллицы). С этого времени начинаются опыты литературного творчества на осетинском языке. Подлинным создателем осетинского литературного языка и основоположником национальной литературы является Коста Хетагуров (по-осетински — Хеtægkatу Кosta).

В одном из глухих ущелий Осетии в верховьях реки Ардон возвышается на скале аул Нар. Сакли и боевые башни, тесно прижавшиеся друг к другу, кажутся продолжением скалы,— тот же серовато-желтый камень образует и скалу, и аул. В этой суровой горной глуши в 1859 году родился будущий поэт.

Двух лет он лишился матери и был отдан на попечение родственницы. Посещал сперва Нарскую сельскую школу, потом Владикавказское реальное училище. С 1873 по 1879 год учился в Ставропольской гимназии. Не обнаружив особых успехов в науках, он в то же время показал себя в высшей степени живым, восприимчивым и одаренным юношей, имеющим сильнейшую склонность к литературе и искусствам: живописи, театральному искусству, музыке. В 1881 году Коста Хетагуров поступает в Петербургскую Академию художеств. Тяжелое материальное положение вынуждает его, однако, бросить в 1884 г. Академию художеств и вернуться на родину. Здесь в период с 1884 по 1890 г. он создает свои лучшие осетинские произведения: полные гражданского пафоса песни «Горе вам!», «Походная песня», «Спой», «Без пастуха», «Солдат», трагическую «Мать сирот»; мифы, сказки и басни: «Фсати», «Пастух», «Редька и мед» и др.; бесподобные лироэпические жизнеописательные поэмы «Хъуыбады», «Кто ты?», детские стихотворения и пр.

Еще до напечатания эти стихотворения распространялись по всей Осетии в бесчисленных списках, многие из них тогда же были переложены на музыку и стали любимыми песнями народа.

Коста выступает не только как поэт, а как общественник, боец, публицист. Он считает себя представителем всей горской бедноты, всего угнетенного народа и с острой и неудержимой силой реагирует на всякую социальную и национальную несправедливость. Возникает непрерывная цепь конфликтов с начальством, которая приводит в 1891 г. к высылке Коста Хетагурова из Терской области. Коста обосновывается в Ставрополе. Ставропольский период жизни Коста поражает энергией и разносторонностью деятельности неутомимого изгнанника. Наряду с публицистической работой, он продолжает заниматься поэзией. В газете «Северный Кавказ» то и дело появляются на русском языке лирические миниатюры, поэмы, подписанные именем Коста. Русская лирика Коста в 1895 году выходит в Ставрополе отдельной книжкой. Ни одно культурное начинание в городе не обходится без его участия. Коста —неизменный организатор спектаклей, литературных вечеров, концертов. Вся эта кипучая работа не приносит, однако, поэту, никаких материальных благ. Нужда по-прежнему стучится к нему в дверь.

В 1896 году Коста перебирается в Пятигорск. Но не надолго. Беспокойный поэт становится бельмом на глазу у терских властей, и в 1899 году они добиваются его вторичной высылки, на этот раз в г. Херсон. Вторая высылка наносит непоправимый удар и без того физически и морально надломленному поэту. Тяжело переживает он личную трагедию — неразделенную любовь к Анне Цаликовой. Но Коста продолжает борьбу. Он видит, наконец, напечатанным свое любимое детище, сборник «Ирон фæндыр» — «Осетинская лира» (первое издание вышло в 1899 г.). Начинает писать большую поэму на осетинском языке под названием «Хетæг». Посылает статьи в «Петербургские ведомости». Получает освобождение. Но когда в 1901 году он возвращается в Осетию, друзья с трудом узнают прежнего живого, бурного Коста. Годы лишений и преследований сделали свое дело. Здоровье надломлено. Тяжелый недуг, подбиравшийся исподволь, в 1903 году приковал его к постели. В 1906 году в апреле Осетию облетела черная весть: Коста не стало.

Похороны его превратились в мощную демонстрацию народной любви к своему поэту-страдальцу, борцу за бедных и угнетенных. Над гробом его плакали не только осетины, но и все народы Кавказа...

Небольшой по объему сборник «Ирон фæндыр» заключает в себе стихи, высокое достоинство которых может оценить всякий культурный человек, независимо от национальности. Если же поставить вопрос так — что означает Коста для осетинской литературы, для осетинского народа, то здесь Коста встает во весь свой рост гиганта.

Осетинская письменность до Коста — это преимущественно переводы церковных книг, насаждаемые с миссионерско-колонизаторскими целями и выполненные малограмотными переводчиками.

Неудивительно, что в этих условиях появление в 1899 году «Ирон фæндыр» стало для всего осетинского народа каким-то откровением, просветом в будущее, своего рода «путевкой в жизнь». Совершенство и зрелость поэзии Коста, при отсутствии до него какой-либо национальной литературной традиции, воспринимаются как явление исключительное. Начало осетинской литературы стало вместе с тем ее недосягаемой вершиной. Минуя ступень примитивов, Коста одним взлетом достиг чистоты, силы и ясности подлинного мастера.

Как удалось Коста осуществить такое «чудо»?

Несомненно, помимо исключительной одаренности, ему помогло отличное знакомство с русской литературой, русскими классиками. У них он учился. Без Пушкина, без Лермонтова, без Некрасова Коста был бы невозможен. Это они помогли ему, минуя младенческие ступени литературного развития, сразу выразить сокровеннейшие думы и чаяния осетинского народа в зрелых и законченных поэтических формах.

Другим могучим фактором, оплодотворившим творчество Коста, был богатый осетинский фольклор, отличным знатоком, ценителем и собирателем которого он был. Такие мастерские обработки народных мифов, сказок, басен, как «Фсати», «Пастух», «Редька и мед» и др., относятся к лучшим его произведениям.

Поэтические создания народа получали в его руках настолько совершенную, чеканную форму, что, возвращаясь в народ, они вытесняли народные варианты, так что позднейшие собиратели находили их уже только в той форме, в какую их отлил гений Коста. Так случилось, например, с охотничьей песней «Фсати». И здесь невольно напрашивается сравнение с другим народным поэтом другой горной страны, Шотландии. «Возьмите Бернса,— говорил Гете в беседе с Экерманом.—Что сделало его великим? Не то ли, что старые песни его предков были живы в устах народа, что ему пели их еще тогда, когда он был в колыбели, что мальчиком он вырастал среди них, что он сроднился с высоким совершенством этих образцов и нашел в них ту живую основу, опираясь на которую, он мог пойти дальше? И далее. Не потому ли он велик, что его собственные песни тотчас же находили восприимчивые уши среди народа, что они звучали навстречу ему из уст простых людей».

Есть у Коста несколько басен, сюжеты которых взяты у Крылова: «Лисица и виноград», «Волк и журавль», «Гуси». Но надо видеть, как творчески переработал их Коста! Помимо того, что он овеял их каким-то особенным лиризмом, он придал им настолько яркий местный, осетинский, колорит, что они становятся столь же оригинальными, как самые оригинальные его произведения.

Содержание и форма находятся у Коста в совершенной гармонии. Говорить с народом о том, что его больше всего волнует, и в такой форме, которая покоряет и захватывает его без остатка,— эту тайну Коста постиг в совершенстве, и поэтому он стал поэтом народным в самом высоком и полном значении этого слова.

Небольшое по объему поэтическое наследие Коста весьма разнообразно по тематике и жанру. Тем не менее Коста можно охарактеризовать как поэта-лирика по преимуществу, ибо лирическая струя проходит через все его произведения, не исключая и тех, которые обычно создаются в эпическом плане: мифы, сказания, басни. Издавна повелось лирикой раг ехсеllеnсе считать любовную лирику. Под такое ограничительное понимание творчество Коста не подойдет. В осетинских его стихотворениях удельный вес любовной лирики невелик (в русских он значительно больше). Коста выступает прежде всего как замечательный мастер гражданской лирики. Здесь он достигает исключительной силы и насыщенности выражения. Не случайно его революционные стихи «Горе вам!», «Без пастуха», «Походная песня» и др. стали боевыми песнями осетинского народа. Замечательно в этих стихотворениях сочетание сурового боевого духа с мягкой лирической окраской и широким, чуждым какой-либо национальной ограниченности гуманизмом.

Свой огромный лирический талант Коста принес полностью на служение народу, на служение передовым национально-освободительным и интернационально-революционным идеям (те и другие сливались у него воедино совершенно гармонически).

Простой, бедный трудовой горец, стонущий в тисках нужды и бесправия, но не сдающийся, не падающий духом, сохраняющий любовь к жизни и даже юмор,— вот любимый герой Коста, которому он отдал весь пламень своей щедрой души.

Огромной силой обобщения обладает созданный Коста образ народного певца Кубады. Нищий, одетый в лохмотья пастух, которому ежеминутно угрожает расправа алдара (феодала), находит в себе духовные силы, чтобы подняться над своей горькой судьбой. Чудесный дар песни, унаследованный от прошлых поколений народных певцов, дает ему ту внутреннюю свободу, которой не могут лишить человека никакой гнет, никакое насилие.

К Коста применимы вдохновенные слова, сказанные Т. Карлайлем (Тomas Сагlуlе) о Р. Бернсе (Robert Вurns): «Он был рожден поэтом. Поэтическое творчество было небесным элементом его существа. Бедность, непризнанность и всякое бедствие были для него чем-то ничтожным, лишь бы не унижалось его человеческое достоинство и его искусство... В его поэзии как бы живет свежесть и чистота горного воздуха... В нем заключена властная сила и в то же время чарующая врожденная грация. Он и нежен, и резок. Он и умиляет сердце, и воспламеняет его. Мы видим в нем нежность, трепещущее сострадание наряду с глубокой серьезностью, мощью и страстной пламенностью героя. В нем таятся слезы и скрывается пожирающее пламя, как молния — в каплях летней тучи».

Тяжелые общественные условия царской России и неустроенность личной жизни наложили свой отпечаток на поэзию Коста. Это особенно сказалось в его русских лирических стихотворениях, где преобладают ноты уныния и разочарования. Но по натуре он был полон жизнерадостности, любви к природе и ко всему человечеству. И не пустой декламацией, а искренним манифестом поэта, вырвавшимся от полноты сердца, звучат слова:

Весь мир — мой храм, любовь — моя святыня, Вселенная — отечество мое.

(Стихотворение «Я не пророк»).

Для народа, едва вышедшего из родового строя, каким был осетинский, задачи просветительства в широком смысле имели в эпоху Коста огромное значение. Тяга к просвещению в народе была исключительно велика, но в условиях колонизаторского гнета самодержавия она с трудом и с бесконечными препонами находила себе выход. Коста со всей страстностью отдался борьбе за просвещение и культуру для народных масс. Известно, что первый конфликт его с начальником Терской области генералом Кахановым был вызван энергичным протестом Коста против закрытия единственной в Осетии женской школы. Коста был за это выслан из Терской области, но конечная победа осталась за ним: школа была восстановлена.

Будучи сам одним из образованнейших людей Осетии того времени, он жил и работал в постоянном и напряженном сознании огромного долга перед народом, возложенного на него его положением передового и просвещенного представителя малого и отсталого народа. Идея долга проходит лейтмотивом через всю его жизнь и творчество. Вплоть до последних дней жизни его не покидала тягостная мысль, что он не сделал всего, что мог и должен был сделать для народа.

Всякую несправедливость, всякое насилие, всякий произвол он воспринимал исключительно остро, болезненно и реагировал немедленно, бурно и неудержимо, не считаясь совершенно с последствиями для себя. Гуманизм его не был результатом каких-либо воспринятых извне идей, а органическим существом его натуры. Человек для него был священным, а насилие над человеком — отвратительным и преступным. Естественно, что в условиях режима, построенного целиком на произволе и насилии, фигура Коста была глубоко трагической. Мучительно-напряженно ждал он зари освобождения.

Хоть бы луч показался рассвета!..
Хоть бы треснуло сердце в груди!..—

так заканчивает он одно из своих стихотворений.

Рассвета он так и не дождался. А сердце, истерзанное годами физических и нравственных мук, перестало биться на 47-м году жизни поэта.

Истинно великие люди имеют ту особенность, что их величие с течением времени не только не тускнеет, но становится все ярче, убедительнее, зримее.

Это хорошо видно на примере Коста Хетагурова.

Чем больше проходит лет со дня его безвременной кончины, тем яснее мы видим, что он значит для осетинского народа. Уже многие из тех осетин, которые стояли у его свежей могилы, сознавали, чувствовали, что от них ушел самый нужный, самый дорогой, самый бесценный человек. Но только теперь образ Коста, его историческое значение встают во весь исполинский рост.

Большая и плодотворная работа, проделанная в последние десятилетия советскими, в частности, осетинскими литературоведами по изучению творчества Коста, во многом способствовала уяснению той исключительной роли, которая принадлежит ему в культурной истории осетинского народа. До 1939 года, когда отмечалось 80-летие со дня рождения поэта, имя Коста за пределами Кавказа было сравнительно мало известно. После 1939 г. он получил всесоюзное признание. Сейчас можно говорить уже о том, что имя Коста приобретает мировую известность. Его стихи переведены на арабский, чешский, французский и др. языки. В 1959 г. в чехословацком журнале «Архив Ориентальный», одном из самых распространенных, солидных и авторитетных востоковедных журналов, появилась статья профессора Згусты «Некоторые аспекты политической поэзии Коста Хетагурова». Так на наших глазах Коста выходит на мировую арену.

В чем же именно состоит величие Коста?

Известный американский мыслитель прошлого века R. W. Emerson, которого высоко ценил, между прочим, Лев Толстой, написал книгу «Representative men» («Представители человечества»). «Представителями человечества» Эмерсон называет отнюдь не королей, министров и генералов. Представители человечества, по Эмерсону, это такие люди, как философ Платон, драматург Шекспир, поэт Гете. Эмерсон говорит: «Все сенаты и всех монархов со всеми их медалями, шпагами и мундирами мы не поставим на один уровень с людьми, возвещающими человечеству лучшие мысли и чувства с высоты гения, просветляющими его разум и облагораживающими его душу».

Современники, к сожалению, не всегда распознают черты величия, которыми отмечен человек, и в своих оценках впадают нередко в потрясающие ошибки. Родной отец Коста считал, что, отказавшись стать военным, его сын загубил свою карьеру.

Многие осетины, ослепленные блеском мундира и медалей, всерьез были убеждены, что не Коста, а, скажем, генералы-осетины являются теми людьми, которыми может гордиться осетинский народ. По сравнению с ними бедный интеллигент Коста казался жалким неудачником, не сумевшим создать себе никакого «положения».

К счастью, история произносит рано или поздно свой приговор и над королями, и над поэтами.

Общечеловеческое значение таких людей, как Коста, неразрывно связано с их национальным значением. Иначе оно и не может быть. Путь к общечеловеческому лежит через национальное. Другого пути нет. Чтобы стать представителем человечества, надо быть лучшим представителем своего народа. Общечеловеческое значение Платона, Шекспира, Гете, Пушкина основано на том, что в их творчестве с большой полнотой и совершенством раскрылась духовная мощь греческого, английского, немецкого, русского народов. Так вершина национального становится вместе с тем вершиной человеческого. И поэт, такой как Коста, сумевший выразить в формах непреходящей силы и красоты свою национальную сущность, становится тем самым представителем человечества.

Численность народа не имеет при этом особого значения. Жемчужина остается жемчужиной, где бы она ни была добыта, в маленьком море или большом океане. Осетинский народ — маленький народ, можно сказать — горсточка. Но благодаря Коста мир узнал, что у этого маленького народа большое и горячее сердце.

Я хочу особо подчеркнуть ту исключительную роль, которую сыграл и продолжает играть образ Коста как национальный идеал.

Образ Коста удивительно целен. У него нет расхождения между словом и делом, между творческой и личной биографией. Его жизнь — как один неудержимый порыв, где все устремлено к одной цели. Поэт, публицист, общественный деятель — это не разные, сменявшие друг друга профессии, а разные стороны одного страстного порыва, порыва к свободе, к социальной справедливости, к лучшей доле для народа. Но какая-то искра этого порыва тлела в душе каждого честного осетина. И вот по этим лучшим струнам народной души и ударил Коста.

Тем и бесконечно дорог Коста для каждого осетина, что он видит в нем лучшую частицу самого себя. Его образ стал символом всего высокого и благородного, путеводной звездой целого народа. При мысли о Коста самому хочется быть лучше, чище, мудрее. Это облагораживающее действие началось в тот день, когда появились первые стихотворения, вошедшие впоследствии в книжку под названием «Ирон фæндыр», и оно будет продолжаться и в будущем, когда бессмертная поэзия Коста войдет в сокровищницу прогрессивной культуры народов как вклад осетинского народа.

Мы можем закончить словами Карлайля о Бернсе: «Он покоится, лелеемый нашей памятью в сердце каждого из нас, и это более величественный мавзолей, чем те, которые сделаны из мрамора».